Отправлено: 07.05.09 23:44. Заголовок: Эсфирь Минц

I. Данные на персонажа

1. Фамилия, имя
Эсфирь Минц.
Также имеются документы на имя Александры Лоуренс.

1.1. Позывные
«Алиса». Прежние позывные – «Малявка».

2. Дата рождения
24.04.2016

3. Профессия.
Образование: неоконченное среднее.
координатор Нового Сопротивления
Официально – безработная.

4. Биография

до 5-го ноября 2039 года

…Родители мисс Минц, тихие и благочестивые Мирьям и Натан Минц, поняв, что ожидают ребенка, даже не представляли себе, чем это все в итоге закончится. Они знали, что ребенок – это благо и счастье, что это дар Б-жий и что их дитя будет умным, спокойным и не заставит родителей краснеть за свои поступки.
Что пошло не так – чета Минц так и не поняла, но пришлось смириться с фактом, что оправдался только первый пункт их ожиданий.
Маленькая Фирэле действительно была умной - даром, что всеми остальными благами ни природа, ни гипотетический Г-сподь ее не одарили. Но, к сожалению, слишком умной, чтобы за судьбу ребенка, вынужденного расти в тоталитарном государстве, можно было быть спокойными.
И родители беспокоились. Они беспокоились круглосуточно и беспрерывно, понимая, как может сломать человеку судьбу один только пятый пункт анкеты, не говоря уже о выдающейся способности задавать провокационные вопросы и с завидным упорством требовать на них ответы.
Девочка, исправно приносившая одни пятерки из обеих школ: общеобразовательной и музыкальной, не могла отдохнуть от идеологической обработки даже дома. Натан и Мирьям лучше многих видели, что на самом деле делает Партия и почему именно она это делает, и это знание их угнетало.
Возможно, они не хотели своему ребенку такой судьбы.
Возможно, они подспудно боялись тех проблем, которые может привнести в их размеренную, спокойную жизнь юная барышня, позволяющая себе слишком много анализировать.
Кто теперь разберет?

Однако эффект получился обратным. Эсфирь, и без того не склонная верить сказанному, очень рано догадалась, что чем больше тебя пытаются в чем-то убедить – тем сильнее вероятность, что тебе лгут.
Она видела страх, медленно переходящий в ужас, в глазах людей, которые еще так недавно казались ей самыми умными, самыми сильными и способными ради нее перевернуть этот мир.

(- Фирэле, детка, почему ты прогуливаешь занятия по политграмотности?
- Потому что, мамеле, там тоска зеленая. Взвейтесь, развейтесь и кругом враги.)

Она видела холодную, не сулящую ничего хорошего оценку в глазах благочестивых и б-гбоязненных англичан – ее учителей, день за днем впихивавших в ее Б-г знает чем занятую голову базовые знания, щедро сдобренные неумеренными восхвалениями в адрес правительства.

(- Вы должны понимать, юные леди и джентльмены, благодаря кому у вас есть возможность учиться…)

Она понимала, что если ты пришла в гости к соседу по парте и наткнулась на опечатанную дверь, следует забыть даже имя несчастного одноклассника, не говоря уже о старых, истрепанных от бесконечного хождения по рукам книгах, которые ты видела на полках в его доме.
Юная Эсфирь Минц не хотела забывать. Она не могла понять, чем можно заполнить то количество белых пятен в своей памяти, которых от нее ждали.
Она так и не получила объяснений, как ее отец мог исправно посещать субботние молитвы и при этом не сказать и слова в защиту арестованного раввина.

Мир вокруг был полон лжи, подмен и недоговорок.

Впрочем, иногда и в затхлом воздухе школьных коридоров веяло сомнительной свежестью набережных, давно облюбованных девочкой для вечерних прогулок.

(- Только не вздумай опять придти домой за пять минут до начала комендантского часа! Мы с матерью чуть с ума не сошли!
- Так в чем же проблема? С умалишенных даже здесь спроса нет.)

Эти вестники свободы и правды выглядели неважно – истертые, скомканные бумажки, но те слова, которые были нанесены на них в скверных подпольных типографиях, вторили мыслям, которыми Эсфирь давно уже не делилась ни с кем, и в первую очередь – с родителями, в отношениях с которыми была выстроена обоюдными усилиями Берлинская стена.

Именно благодаря этим листовкам, распространяемым отчаянными людьми в безнадежной попытке заставить хоть кого-нибудь посмотреть по сторонам, все подозрения Мирьям и Натана Минц оправдались.

В школе Эсфирь пользовалась странным уважением – она была человеком бесстрашным и уверенным в своих действиях, что на взгляд привилегированной касты старшеклассников было несвойственно «мелким». Поэтому один из выпускников, заметив на заднем дворе тощее создание с контрабандной сигаретой в руках, внимательно изучающее очередную подпольную статью Картера, не турнул с насиженного места «наглого ребенка», а посмотрел внимательно в темно-серые, недобрые глаза и, наклонившись к самому уху, прошептал короткий адрес и фразу-пароль.
Эсфирь была - действительно счастлива чуть ли не первый раз в своей жизни.

Подвал одного из зданий с некоторыми затруднениями вмещал в себя толпу вдохновенной молодежи, увлеченно галдящей на такие темы, что даже у бесстрашной Фирэле волосы встали бы дыбом, не будь они прилежно заплетены в две косички, столь же тощие, как и их обладательница.
На импровизированной сцене, составленной из ящиков, стоял человек, единожды взглянув на которого четырнадцатилетняя Эсфирь, собрав весь свой небольшой жизненный опыт, поняла, что пропала раз и навсегда.
Скрипач, как его здесь называли, был одиозен в ореоле рыжих волос и со скрипкой в руках. Впрочем, играл он недолго и в основном чтобы утихомирить дорвавшуюся до глотка свободы толпу. Когда он отложил скрипку то, что он говорил аккуратно, кирпичик к кирпичику систематизировало все смутные догадки и предположения, до той поры роившиеся в голове мисс Минц.

На девочку в отглаженной школьной форме и вначале-то не обратили особенного внимания, а к концу вечера и вовсе забыли, тем более что Эсфирь, воспользовавшись всеобщей неразберихой, быстро ретировалась под какой-то стол и просидела там, слушая с открытым ртом, до тех пор, пока люди не начали расходиться, подстегнутые близостью комендантского часа.
В этот момент Эсфирь покинула свое убежище, нагло встала перед Скрипачом и безапелляционно заявила, что она «тоже хочет». Чего хочет – дифференцировать не удалось, но Джон Синклер, он же Скрипач, он же Дерек Рассел, он же – лидер «Иглы», наметанным глазом оценил степень воодушевленности, и, с ходу дав девочке прозвище, коротко пояснил, чем она может быть полезна и что для этого потребуется.

Дважды повторять не пришлось. Из дома Эсфирь ушла в ту же неделю, оставив родителям самостоятельно объясняться с классной руководительницей, и в этот самый день вся Эсфирь Минц закончилась, а началась Малявка, вначале – связная, потом – региональная связная «Иглы», один из самых надежных сотрудников сопротивления, хороший вербовщик самым надежным способом – поэтому все, кого она за ручку привела в организацию были исключительно мужчинами.
Холод пустых явочных квартир, разговоры с тремя смысловыми уровнями, бесконечная беготня – за чем-то или от кого-то – это стало ее жизнью. А смыслом жизни стала свобода и символ этой свободы – высокий рыжеволосый мужчина, ругавший ее последними словами за увлечение алкоголем и наркотиками и отдававший должное уважение работоспособности этой незаметной в любой толпе девочки, которой и четырнадцать-то лет можно было дать с большой натяжкой.

А времена становились страшнее, хотя, казалось бы, куда уж страшнее! Люди исчезали один за другим, Эсфирь перевели работать на регионы, и все яснее становилось, что время работает против них.
«Палец» вышел на Скрипача.
Эсфирь так и не узнала, в курсе ли был сам Скрипач, вечно погруженный в работу, но вот ее в известность поставили.
Тогда она временно жила в Лондоне, отсыпаясь после очередного задания.
Человек, представившийся Уинстоном Смитом, что само по себе вызвало у Малявки заинтересованность, открыл дверь явочной квартиры своим ключом и предложил семнадцатилетней Эсфирь серьезно поговорить.
Эсфирь нашарила в кармане ампулу «молчания» и кивнула.
Впрочем, мистер Смит достаточно быстро объяснил девушке, что относительно его принадлежности «Пальцу» она ошиблась.

«Лезвие». Легендарное «Лезвие» сочло, что в заварившейся каше никак не обойтись без региональной связной «Иглы», давно уже известной на все подполье как человек убежденный настолько, что возникали сомнения в психической уравновешенности.
Мистер Смит предложил ей спасти Скрипача. Для этого требовалось немногое – попасться «Пальцу» и безропотно дать себя замешочить. После чего охотно говорить на допросах, но только ту информацию, которую ей даст мистер Уинстон Смит.

К чести Эсфирь – она даже не удивилась. Всем давно было известно, что самое ценное в оппозиции – это ее лидеры, а остальных можно и нужно использовать в качестве подставных фигур. Только было немного обидно, что даже в «Лезвии» знали, что она любит Скрипача, а вот сам Скрипач об этом, кажется, даже и не догадывался.
Малявка лихо затушила об пол чинарик с марихуаной и кивнула.
Информации, переданной «Лезвием» было много, но мисс Минц всегда отличалась хорошей памятью, как и положено связной.

Она почти не помнила самого ареста – «отключать» арестованных фингермены умели очень хорошо. Равно как и приводить их в себя, когда того требовали рабочие нужды.
Эсфирь быстро поняла, что молчать на допросах невозможно и те две недели, которые требовалось изображать из себя партизана, чтобы ее словам поверили, стали для нее первым шагом на пути познания глубины кроличьей норы.
Она продержалась. Раздавленные кисти рук окончательно убедили допросчиков, что теперь она будет говорить правду, только правду, и ничего, кроме правды. Во имя Англии.
Малявка слила дезу столь искусно, что следствие целых полгода шло по ложному следу, направляемое «вспомненными» ею подробностями.

Расстрелять Эсфирь не могли – высшая мера подразумевала под собой, что на момент ареста подозреваемому исполнилось восемнадцать лет, и ее пристанищем на ближайшие 15 лет стал лагерь для перемещенных лиц «Белый Огонь».
Вступиться за Малявку было некому – родители, узнав, чем все обернулось, подписали официальный отказ от своей дочери, и для Эсфирь оказался большим открытием тот факт, что, оказывается, она ждала от них чего-то другого.

Смысла расписывать лагерные будни нет – они одинаковы и похожи один на другой, как миски с баландой. Достаточно сказать, что Малявке хватило ума держаться за свою жизнь и вести себя так, чтобы не дать повода передать свое дело на доследование. Хотя, конечно, его и так передали, когда стало ясно, что наводки завели следствие в тупик.

Вполне возможно, что в процессе доследования сотрудники «Пальца» все же изыскали бы способ пришить мисс Минц «вышку», но тут грянул 37 год и заключенных стало слишком много, чтобы вплотную заниматься одной из связных, чья должность в сопротивлении давно уже утратила свою актуальность. Да и до Рассела они все же добрались – пусть и без помощи Малявки.

Потом было безумие 38-39 годов, когда лагеря переполнились настолько, что отпала сама необходимость в расстрелах – эпидемии тифа косили заключенных намного вернее пуль.
Эсфирь держалась. На свободе V организовывал свой бунт одного человека – на зоне Эсфирь Минц и еще несколько заключенных всеми силами сдерживали вдохновленных творящимся на воле политических, понимая, что теперь церемониться не станут ни с кем и от расстрела на месте большую часть из них отделяет только настроение охранников.

Потом была амнистия.

жизнь после «революции».

Выйдя на свободу после шести лет лагерей Эсфирь поняла, что у нее нет времени, чтобы придти в себя, а есть только возможность в очередной раз придти в ужас. Неизвестно, чего добивался V, но итог оказался чудовищным – от сопротивления не осталось и воспоминания, а немногочисленные уцелевшие соратники были близки к панике и крайне далеки от желания возглавить жалкую горстку тех, кто сохранил не только жизнь, но и личность.
Навыки связной оказались кстати – на сбор информации и выход на нужных людей у бывшей Малявки, первым делом разжившейся липовым ID, ушло меньше месяца.
«Хочешь, чтобы было сделано как следует – сделай сама!» - этому некогда учил ее отец, который, не дождавшись освобождения дочери уехал вместе с женой из страны от греха подальше, оставив Эсфирь задумчиво медитировать на запертую дверь их ливерпульской квартирки.
Эсфирь сочла за лучшее прислушаться к давнему совету отца.
Убеждать у нее всегда получалось неплохо, да и среди оставшихся на свободе обнаружилось немало людей, которые были ей серьезно должны - и за то, что она делала, и за то, о чем не говорила.
Сопротивление потихоньку выходило из анабиоза и люди, заинтересованные в том, чтобы не идти на поводу у власти все чаще слышали странные позывные – «Рабби»…
Об этом человеке не было известно ничего, кроме того факта, что он, кажется, знает, за что берется.

4.1. Связи и отношение
Так или иначе знает любого человека, состоящего на данный момент в сопротивлении и немалое количество «старой гвардии»;
По работе несколько раз пересекалась со Степным.

5. Черты характера
Основные характеристики мисс Минц таковы: ум, целеустремленность, идеализм и злость. Если Эсфирь и была когда-то доброй, то вот это из нее выбили на допросах с сокрушительным успехом.
Целеустремленность гипертрофирована. За время работы связной Рабби узнала, что такое ответственность и что может за ней стоять, поэтому теперь ей проще убить или умереть, нежели отказаться от выполнения того, что она считает нужным.
Идеализм возведен в ранг абсолюта. Ее любовь расстреляли, и все, что осталось мисс Минц – это знакомая с детства мечта о свободе и правде. Недостижимая, наверное, как и любая мечта, но в нынешних обстоятельствах это Эсфирь волнует очень мало.
Среди прочих черт характера стоит отметить звериное чутье, частично выработавшееся за время работы в сопротивлении и сильно обострившееся за период заключения.
Общаться с ней непросто – Эсфирь редко бывает доброжелательной и любого человека рассматривает в первую очередь как потенциального врага.
За время отсидки почти окончательно утратила пластичность и делит мир исключительно с позиции "наш" и "не наш" - гуманистические идеи Джона Синклера отложены на дальнюю полку в качестве светлого воспоминания, но к употреблению более не годны.

Все эти черты можно отнести как к положительным, так и к отрицательным - отними у «Алисы» хотя бы одну из этих составляющих мироздания и мир вокруг нее ожидаемо рухнет.

В общем и целом, при взгляде на Эсфирь можно сказать одно: это человек, который достоин уважения. Она борется за свободу – в том числе и за вашу. Правда, не очень понятно, что именно ей важнее – за свободу или бороться.

6. Внешность
Невысокая (162 см), очень худая, даже скорее истощенная девушка. Не слишком симпатичная, что усугубляется недобрым выражением лица. Волосы темные, короткий, неровно отросший ежик. Глаза темно-серые, взгляд пронзительный, сканирующий.
Если не приглядываться внимательно, вполне может сойти за мальчика лет двенадцати.
В глаза бросаются руки, почти всегда скрытые перчатками. Если Эсфирь их снимает, желающие могут разглядеть покрытые густой сетью шрамов неровно сросшиеся после переломов пальцы, лишенные ногтей.

7. Умения
Почти абсолютная память на местность - спокойно ориентируется даже в едва знакомой обстановке. Легко меняет собственную внешность, базово настолько незапоминающуюся, что слепить из мисс Минц при желании можно почти все, что угодно. Базовые знания правил ведения партизанской войны.