Отправлено: 07.09.11 15:01. Заголовок: Запрещенная реальность

Когда на улицах свистят пули, самое время вести философские беседы в уютной домашней обстановке.

Время – 26 ноября 2039 года, суббота, 14:00.
Участники эпизода – Джереми Новак, Абель Мидлтон.
Место действия – дом профессора Новака, Лондон.

 Отправлено: 08.09.11 21:27. Заголовок: Когда во дворе разда..

Когда во дворе раздался третий за ночь взрыв, Джереми Новак внезапно вспомнил все рассказы своего деда, большую часть жизни проведшего в Роттердаме и крест-накрест заклеил окна. Соседи поначалу в очередной раз покосились на проделки старого профессора как на выходку умалишенного, но потом смекнули, что к чему, и последовали примеру - несколько выбитых взрывной волной окон немало тому поспособствовали. За две с половиной недели, прошедшие с того момента, как человек в маске Гвидо Фокса, более известного как «Гай», взорвал Парламент, умы англичан и, фактически, всю страну изнутри, Новак выходил на улицу от силы раза три. Хвала Создателю, что студенты за полгода с его ухода на пенсию еще не успели забыть пожилого чудака: несколько раз его навещали гости, помогая с такими нехитрыми вопросами, как поход в магазин. Не то чтобы Джереми так уж сильно боялся стрельбы, но он понимал, что в случае чего убежать уже не сможет, или сможет, но недалеко.

К окнам, пусть даже и заклеенным, Новак перестал подходить еще неделю назад: на стене кухни до сих пор красовалась дырка от пули. Заделать ее было несложно, но не то чтобы не доходили руки, скорее хотелось оставить эту деталь интерьера на долгую и не очень добрую память.
Морган, пока телефонная связь не пришла в такое состояние, что лучше бы просто отключилась, успел позвонить дважды: первый раз он восхищенно орал в трубку, что на площадь вышли самоубийцы и теперь-то уж никому пощады не будет, но он, черт подери, горд уже тем, что в Объединенной Англии нашлось хотя бы несколько сотен людей, чье Единство оказалось не в Вере, а в Совести.
Профессор висельного оптимизма друга не разделял, поскольку вообще не мог испытывать радость при мысли о том, что еще немного – и сотни новых мальчиков и девочек разных возрастов найдут свое последнее пристанище в тех подвалах, из которых ему некогда посчастливилось уйти на своих двоих.
Во второй раз Картер голосом, полном яростных интонаций, которых Джереми от него уже лет десять не слышал, читал ему битых десять минут отрывки из «Военного Переворота», новейшей поэмы, пока, наконец, в «Ухе» не обалдели окончательно и не прервали звонок.
Стихи «Последнего Честного» были, как обычно, хороши, но, полагая, что слова «кто победил еще не понять, ясно, что все мертвы» способны внушить ощущение правильности происходящего, Морган жестоко ошибался. Пока связь не прервалась, Джереми успел сообщить другу, что он старый, выживший из ума пердун и совести у него не просто не осталось, а никогда и не было. Картер только рассмеялся…

Сиплая трель звонка заставила профессора вздрогнуть куда верней, что чей-то разудалый матерок под окном, сопровождаемый грохотом: к первому он уже привык, а вот второе было неординарно. Постоянные гости Новака обычно имели комплект запасных ключей, по старой, отринутой ныне памяти Джереми полагал, что могут быть ситуации, когда даже лишняя секунда способна решить пару судеб.
Философ опасливо подошел к двери, попутно бросив взгляд на смазанное, зернистое фото группы ослепительно молодых людей. Второй справа, высокий и рыжеволосый, некогда бывший нередким гостем в этих стенах и приобщил Новака к этой мысли.
Звонок между тем повторился.

Глянув в глазок, только вчера с трудом очищенный от залепившей его то ли жвачки, то ли какой-то строительной пасты, профессор поразился. Менее всего он ожидал, что Абель, всегда казавшийся ему юношей благоразумным, в такое время рискнет без крайней необходимости шагать пешком через Лондон: общественный транспорт и раньше ходил скверно, а с началом волнений и вовсе перестал соблюдать правила приличия.
«А кого ты ожидал там увидеть, старый хрыч? Старых приятелей в форме? Ты им давно уже не нужен, как и любой отработанный материал…»
Сухо щелкнул засов, совершенно уже излишний при этом разгуле первобытных страстей на костях одного режима, сквозь которые тянулась бамбуково-беспощадная поросль нового.
- Абель! – приветствия Джереми счел неуместными, с удивившей его самого сноровкой втягивая молодого человека за рукав в квартиру. – Я, безусловно, рад вас видеть, но… Впрочем, о чем я. Вы целы? - теперь это был дежурный вопрос, наравне с прежним "последнее выступление Канцлера я нахожу бесподобным, а вы?".

 Отправлено: 11.09.11 17:55. Заголовок: Абель стоял у окна с..

Абель стоял у окна своей комнаты на втором этаже в родительском доме, в одном из северных районов Лондона. На противоположной улице, по диагонали, на расстоянии нескольких кварталов или на умозрительном расстоянии вытянутой руки, горел магазин. Возможно, продуктовый или с детскими товарами, или едкие аптечные склады; как ни пытался он вспомнить, не мог. Силуэт огня походил на графики экономических показателей, пальцем можно было провести по волнообразной разделительной линии между пламенем и небом. Комната сузилась и напирала сзади.
«Мам, я скоро вернусь», – сбежав по лестнице, крикнул Абель вглубь гостиной, схватил пальто и выскочил из дома. Кому задавать вопросы, с кем переговорить, обменяться бесценными словами, кто успокоит? Успокоит ли могильная плита, на которой высечено имя отца? На ум пришло имя профессора Новака. Мидлтон шел, то быстро, то медленно, бежал вприпрыжку и трусцой, успевал где-то перехватывать транспорт, сердясь на его улиточный шаг, и лишь районы спустя заметил, что так и носит пальто на согнутой руке, прижимая к груди.
Очнулся он уже у двери бывшего преподавателя, позвонил, переступил с ноги на ногу, снова позвонил, зябко повел плечами: как же все-таки жутко, когда слышишь тревожную трезвонную мелодию, находясь по эту сторону!
- Профессор! – он вдохнул и на миг задохнулся приветствием, ощущая внезапную слабость, непривычный к продолжительным бегам по городу, и переступая порог. – Я цел, конечно, – добавил немного удивленно, не осознавая, что с ним могло что-либо случиться. – А Вы, Вы? Боже, как хорошо, что я Вас застал! Вы ведь могли быть там? Профессор Новак, но что же это творится? Что происходит? Что говорят? Все неправильно, понимаете, эти методы! Ир-ра-ци-онально! Разве нельзя все решить цивилизованно? – Абель горячился и только на последнем слове с металлическим звоном сумел овладеть собой, успокаиваясь и растягивая губы в улыбке.

 Отправлено: 14.09.11 08:24. Заголовок: - Я? Там? - Джереми ..

- Я? Там? - Джереми рассмеялся и жестом пригласил своего гостя не стоять уже в прихожей, а проходить в комнату. - Абель, если вы в состоянии представить меня в плаще и маске, штурмующего собственным телом заградительные отряды, то следует признать, что ваша фантазия куда богаче, чем я мог понять во время вашей учебы.
Профессор чуть виновато развел руками, хотя не должен бы было, ох, не должен был испытывать ни малейшей вины из-за того, что остался пятого числа дома, да еще и десяток горячих голов убедил в необходимости эти самые головы поберечь. А все Морган, пройдоха и властитель душ, у него и к старому другу всегда был особый подход, заставляющий иногда Новака забывать, что он всего-навсего старый трус у которого сил достанет только на молчание.

А Мидлтон все говорил и говорил, почти захлебываясь речью, ни дать ни взять снова стал студентом и пришел на зачет то ли не зная толком темы, то ли, наоборот, зная ее слишком хорошо, для того, чтобы суметь ответить коротко и ясно.
- Ну-ну, спокойнее, друг мой, спокойнее... Как видите, катастрофа пока обходит и меня, и вас стороной. Торопиться совершенно некуда. Мы сейчас с вами спокойно сядем и постараемся найти ответ... хотя бы на один из ваших вопросов. Если это вообще возможно...

Хотя все чаще Новаку казалось, что единственный достойный обсуждения вопрос на повестке дня должен бы звучать исторической цитатой: «Quo vadis, Caesar?», но скорее в дословном понимании. В смысле - куда бежать?
- Творится бунт, мистер Мидлтон. - профессор на секунду забыл, что он не в университете и перешел на язык аудиторий, который велел называть всех исключительно по фамилии. - Обычно, пока остается хоть малейшая возможность цивилизованного решения вопроса их не устраивают, все-таки инстинкт самосохранения у человека сильнее прочих... Но вы, надеюсь, не забыли, чем же отличается бунт от революции? - вопрос прозвучал невесело. - Кстати, хотите чаю? И не подходите к окнам, пожалуйста, Абель, у нас тут палят как оглашенные...

Джереми даже в преподавательские времена отличался свойственной всем философам непоследовательностью и постоянные перескакивания с тем в высшей степени метафизических на бытовую прозу веселили даже его самого. Но юноша ведь действительно невесть сколько времени провел в дороге, а британские зимы коварны в первую очередь промозглостью.

 Отправлено: 16.09.11 13:34. Заголовок: Осматриваясь с любоп..

Осматриваясь с любопытством, Абель несколько отвлекся: мрачный вид заклеенных окон поражал и пугал больше витражей в готических церквах.
- У Вас стреляют? – Мидлтон пробормотал, удивленный. – А у нас в Энфилде только пожары, постоянно горят склады и парки…Ах, Вы бы знали, как жалко, когда полыхают деревья!
Он вспомнил едкий дым, и на глазах выступили слезы; Абель смущенно потеребил борты пальто, позабыв снять верхнюю одежду или же намереваясь в скором времени бежать дальше. Пока же ему оставалось только метаться по кухне.
- Бунт, бунт, профессор Новак, в том и дело! – слезы выступили в голосе. – Не надо чаепитий, нет, прошу, спасибо, но в том и дело, что просто бунт, бессмысленный! – он приложил пальцы к вискам, пытаясь совладать с собой. – Профессор, Вы понимаете, в чем суть оппозиции? Я – нет, совершенно! И не пойму, пока не увижу текст, внятный текст программы преобразования общества и государства. А иначе все призывы – лишь призывы к хаосу, к анархии! – Мидлтон всхлипнул в волнении, громко глотая воздух. – Что значит борьба за свободу? Борьба за понятие! Пустой звук, Вы только вслушайтесь в это слово: «сво-бо-да!», в нем свищет ветер! А суть, в чем суть? Какую замену предлагают? Ведь первейшая функция государства – защищать. Разве наше государство этого не гарантирует?
Он остановился, приподняв ладони и глянув требовательно на профессора, которого выбрал ответчиком по этому делу.

 Отправлено: 17.09.11 20:58. Заголовок: - А, - профессор тол..

- А, - профессор только досадливо махнул рукой. - Какое там стреляют - палят. Стрелять надо прицельно и умеючи, точно зная, зачем ты это делаешь. А эти... в белый свет, как в копеечку. Что вы хотите, Абель, это Сохо...
Но Новак помнил Сохо совсем другим, не нынешней свалкой догнивающей интеллигенции, разбавленной племенем младым и незнакомым (впрочем, знакомиться с этим племенем даже у гуманистически настроенного профессора желания не возникало), а тем Сохо, который круглые сутки гулял, гомонил и зани«»мался невесть какими непотребствами. Зачинщики и участники непотребств этих, надо думать, давно уже нашли свое последнее пристанище, и более всего повезло тем, кто просто и немудряще - от старости. Рейды в Олд-Комптон-стрит философ предпочитал даже не вспоминать, хотя крики людей, забиваемых в середине десятых годов зачастую насмерть и почти всегда при немалом скоплении народа изгнать из памяти окончательно не получалось. Партия назвала это "поражением в правах" и раз и навсегда утвердила в те годы за собой незыблемое право заглядывать своим гражданам даже под одеяло.

- Да сядьте же наконец! - не выдержал Новак зрелища мечущегося из угла в угол студента, которого сознание наотрез отказывалось воспринимать как студента уже бывшего, уже пестующего собственную молодую смену. - Вот чашка. Вот кипяток. - Джереми снял с плиты уже минуты три надрывающийся чайник и поставил прямо на стол. - Если вы завтра будете хрипеть и кашлять, радости существования вам это не добавит. - в голосе безотчетно прорезались преподавательские нотки, в свое время не раз помогавшие профессору урезонивать праздные студенческие толпы в аудиториях. И... говорите все-таки аккуратней.
Он тяжело вздохнул. Нет, конечно же Новак не льстил себе мыслью, что его квартиру «слушают» круглосуточно и беспрерывно, иначе старых знакомцев он дождался бы еще в конце тридцатых, когда паника среди определенных слоев населения царила такая, что даже несклонные называть вещи своими именами люди из верхушки подполья иногда срывались. Но те же телефонные беседы с Морганом, например, обрывали регулярно, словно напоминая: тук-тук, старый хрыч, мы все еще тебя не забыли, хотя ты уже даже нам не нужен.

Последовав собственному совету Новак присел, достал с полки небольшую бутылочку темного стекла, налил в собственную чашку и придвинул емкость Мидлтону. Пить Джереми не научился даже во времена собственного студенчества и даже имея в наставниках уже тогда невоздержанного Картера, но пара ложек коньяка в чае иногда бывали кстати, тем более что коньяк был настоящий: неведомыми путями его незнакомый уже сын ухитрился прислать его в качестве подарка два года назад, а так как пить после тридцать седьмого было уже не с кем, алкоголь профессор доставал от силы раз в год. Впрочем, последние несколько недель существенно убавили «неприкосновенный» запас, все чаще подталкивая преподавателя к мысли о том, что можно даже тряхнуть стариной и позволить себе напиться нынешнего пойла, которое иначе как джином «Победа» язык назвать не поворачивался.
Те, кто в двадцатые оживил память Джереми и привил любовь к такого рода названию теперь смотрели только с фотографий, некогда посмотрев один-единственный незабываемый раз в серое небо расстрельного двора.

- И все-таки, Абель, напомните мне, чем именно отличается бунт от революции. Это важный вопрос. А пока вы думаете, я вам вот что расскажу... Это не оппозиция, друг мой, и никогда ею не было. Подумайте, что должно произойти, чтобы люди решились на шаг настолько отчаянный! Большая часть тех, кто вышел тогда на улице о политике знают не больше, чем пятиклассник, исправно посещающий занятия по политграмотности... Но не осталось уже никого, кто сумел бы их удержать в ту ночь дома. А я знавал когда-то таких людей...

«Такие люди» теперь жили в фотоальбоме профессора и иногда - на стенах. После возвращения из СИЗО Новак позволил себе этот маленький, никому не видный бунт: не заклеивать белыми кружками неугодные лица на общих фотографиях. Интересно, узнает ли студент (бывший студент, бывший!) Мидлтон вот, допустим, на том групповом фото, которое стоит на полке с видавшим виды чайным сервизом, трех человек, которых еще два года назад можно было чуть ли не ежедневно лицезреть по телевизору? Хотя они были неузнаваемы - обритые, исхудавшие, с застывшей в глазах обреченностью, которой и в помине не было десять лет назад, когда вся эта развеселая компания собралась в профессорской гостиной-библиотеке. Синклер, Фаулер, Кристина Элдридж, пошедшая в тридцать седьмом вместе с Иглой, хотя какое она, биолог и просто любитель хорошей литературы, имела отношение к подполью, так никто толком и не понял. А вменили женщине чуть ли не разработку биологического оружия...

- Наше государство... - Новак чуть поморщился, пытаясь понять, как бы обойти этот скользкий момент, ведь во всем надо знать предел, и если ему дозволено помнить, то это еще не значит, что разрешено рассуждать. - Давайте начистоту, на данный момент наше государство пытается защитить себя самое.
«Читайте между строк, что должно бы оно защищать граждан, и вспомнить об этом следовало лет эдак тридцать назад, когда обороняясь от своего населения страна открыла первые лагеря, стыдливо назвав их лагерями для перемещенных лиц».
- Думаю, с этим оно справится. Не беспокойтесь о государстве, Абель, и тогда, может статься, оно не обеспокоится о вас. - профессор чуть усмехнулся. Подумать только, какие речи! Видимо, взрывы, пальба и общий хаос достали даже его, привив старому трусу хоть немного смелости; впрочем, он знал что все это ненадолго. - Но вы задаете неправильные вопросы. Свобода, понятия... это все слова и звуки, а вы спрашиваете - зачем? Вспомните то, чему я вас всех учил перед экзаменами, правильный вопрос таит в себе тридцать процентов ответа. Все уже произошло, друг мой, а выводы были известны так еще и с прошлого года. Поэтому надо бы озаботится не «зачем?», а «почему?».

Скрытый текст

прошу прощения, что так длинно, я очень болтлив

 Отправлено: 18.09.11 16:17. Заголовок: Мидлтон на выдохе пр..

Мидлтон на выдохе пристыженно присел на указанное место, притихнув, как школьник, который прислушивается к темам докладов, что предлагает учитель: Генрих первый, второй, третий... «Но я не хочу чай!», – обжигая щеки, пронеслась возмущенная мысль, но перечить молодой человек не стал: надо значит надо, не допустить простуды.
- Бунт есть мятеж, массовое несогласие действиями законной власти. Бывает ненасильственным. Революция – насильственное глубокое качественное изменение, скачок к более прогрессивной форме. Бывает «бархатной», Вы приводили примеры стран Восточной Европы… – Абель осекся и пробормотал уже совсем тихо: – И еще есть государственные перевороты, с применением силы для захвата центра и убийством…, – ему впервые стало так жутко. Чашка показалась чудовищно тяжелой: «Платон мне друг…».
- Но профессор, – ссутулившись, удерживаясь оттого, чтобы закрыть уши руками, Мидлтон рассматривал пол, – надо учить…неграмотных. Надеюсь, моих студентов там не было. Наверное, я пересмотрю программу курса…Может, обратиться в министерство с предложениями реформы образования? Но…почему Вы так говорите? Разве…все плохо?
Абель поерзал на стуле: ему вдруг стало некомфортно в этом доме. Вот ведь странность – комфортно в жизни, некомфортно в отдельной каменной коробке. Неуютно, хотя на полках сервизы и фотографии…
- Разве, – он протянул руку к пузырьку с коньяком, – настоящий вкус стоит того, чтобы за него убивать?

 Отправлено: 27.09.11 20:00. Заголовок: - Абель, Абель... - ..

- Абель, Абель... - укоризненно покачал головой профессор. - Мы сейчас не на семинаре по правоведенью, дорогой друг, не забывайте, что я старый любитель пустопорожнего словоблудия. А это значит, что мне нужны иные ответы. Меньше ясности, меньше четкости, а вот туману и образов - побольше.

Новак вздохнул и невесело посмотрел на бывшего студента. Таким, как Мидлтон, пожалуй, приходилось тяжелее всего: натуры не настолько мятущиеся, чтобы царящий хаос воспринять, как благоприятную среду обитания, но и не настолько меланхоличные, чтобы раз и навсегда смириться с беззаконием, откуда бы оно не исходило и какие бы оправдания ему на мундир не нашивали. Последние десятилетия в его стране были комфортны только для непримиримых натур, таких, например, как Морган или Дерек, с их "несогласен", выжженым на коже лба. Или как Тимми Иннинг, сосед Джереми по лестничной площадке, с непримиримостью совсем иного рода: ему было искренне и непоколебимо плевать на все, что происходит, пока это происходит не с ним. О третьем лагере непримиримых, с их корочками, ухмылками и ордерами пожилой профессор предпочитал и не думать вовсе, памятуя о том, что доктора еще три года назад сообщили, что сердце у Новака уже не то и следует быть аккуратней и себя не перетруждать.

В любом случае, Абель Мидлтон по всем пунктам был недостаточно отчаян, чтобы прозреть в окружающем пейзаже хоть что-то для себя стоящее. Время просто хороших людей ушло безвозвратно и сколько-то бывших его студентов теперь маялись точно так же, как Абель, не зная, ни что происходит, ни почему это происходит, ни куда деть свою извечную порядочность, не позволяющую влиться в любую из толп...
- Бунт отличается от революции степенью успешности. Не бывает словосочетания "удавшийся бунт". Либо революция, Абель, либо... ну, вот то, что мы с вами можем видеть на улицах города.
Джереми горько усмехнулся - это было понятно даже Картеру, невзирая на все его восторги. У его друга была поистине титаническая натура, если он умел получать необходимый заряд силы даже от такой вот короткой передышки и даже зная, что придет вслед за ней. Или просто Картер был безжалостен...

- Переворота не будет. - успокаивающе констатировал Новак. - Этот джентельмен в маске... уж и не знаю, чего он хотел, но верхушку он убил, что-то там даже захватил, но власть от этого никуда не делась и к своим рукам он ее не прибрал, иначе бы не погиб столь быстро и бесславно. Безвременье будет коротким. Мы скоро вернемся в прежнюю колею.
Джереми очень надеялся, что облегчения в его голосе будет больше, чем горечи. Насколько все плохо он понял несколько лет назад и на собственной шкуре, но рассказывать об этом Абелю было, пожалуй, ни к чему: "Ухо" все-таки работало, да и молодому юристу и без того было несладко. Но определенно стоило предостеречь - если Мидлтон говорил о своих преподавательских инновациях действительно серьезно, то спустя очень небольшое время он мог оказаться в самой настоящей опасности.
- Никаких нововведений, Абель. Ни предложений, ни модернизаций курса. - профессор поджал губы и голос его зазвучал непривычно-сухо. - Департамент образования знает, что надо делать и как надо учить, а вы еще слишком молоды, чтобы суметь предложить что-то стоящее. Не отвлекайте внимания занятых людей, им и без ваших писем есть, чем заняться.

Оставалось только молиться, чтобы Мидлтон понял его правильно. Пусть обижается, пусть считает, что старый хрыч окончательно погряз в пассивности и нежелании делать хоть что-то, что выжил из ума, раз считает, что департамент образования смыслит вообще хоть что-то... Только бы сообразил, что нельзя, ни в коем случае нельзя привлекать к себе внимание, ибо это государство и так знает о тебе непростительно много, а все, что будет сказано сейчас, в это безумное время, через пару лет, а то и раньше, в руках умных спокойных людей легко и без суеты превратится в состав преступления просто по факту времени, в которое было произнесено.

Вместо молитвы Джереми подпер подбородок ладонью и проследил, как за окном короткими перебежками возвращаются домой соседи, по дуге обходя место, где вчера громыхнул самодельный взрыв-пакет, или что-то там еще - Новак в подрывном деле смыслил мало.
- Ничто на свете не стоит человеческой жизни. Ни одна справедливость, никакая свобода, все блага мира, как материальные, так и из области эйдосов - ничего этого не стоит. Вот я и спрашиваю, мистер Мидлтон, почему люди про это забыли? Что надо было с ними сделать, чтобы об этом вспоминали только единицы, да и те - из области кухонных мыслителей вроде нас с вами?